Архитектурный детектив: исследователь Семен Широчин рассказывает, как по глухим стенам домов 30-х годов прошлого века он обнаружил недостроенные из-за смены линии партии проекты.

В средневековье пожары были главной угрозой для городов. В условиях сплошной деревянной застройки пожар в одном доме означал пожар везде. Поэтому противопожарным требованием к строительству стало наличие глухой несгораемой перегородки (брандмауэра) между домами.

«Брандмауэрный» тип застройки остался актуален и во время строительного бума конца XIX – начала ХХ века, когда дома в большинстве уже были кирпичными. Владелец усадьбы, сооружая доходный дом, занимал всю ширину усадьбы, чтобы максимально увеличить жилую площадь. Как известно, правилами застройки в дореволюционном Киеве в сторону соседнего участка не разрешалось выводить окна и ориентировать скат крыши. Соответствие этим требованиям мы видим во многих дореволюционных доходных домах. Но если даже соседний участок и был свободным от застройки, заранее предугадать судьбу участка и планы соседа было невозможно, поэтому боковые стены были глухими.

Что изменилось в советское время? Появились нормы вентиляции и инсоляции, новые санитарные и пожарные требования. Но главной переменой было исчезновение частной собственности на землю. Исчезло разнообразие заказчиков и владельцев участков. Остался только один владелец – государство. В сложившихся условиях государство получило возможность свободно и комплексно планировать застройку, не имея ограничивающих факторов в виде цены на землю. Постепенно, советское градостроение переходит от планирования отдельных зданий к ансамблевому планированию улиц и кварталов. Но в 1930-х многие здания по-прежнему строились в сплошной застройке, где их приходилось согласовывать с окружающими домами.

Таким образом, к 1930-м годам исчез противопожарный смысл брандмауэров. Также был отменен запрет на окна в сторону соседнего участка. Новые нормы инсоляции требовали больше света, и в брандмауэрах иногда прорубали окна для дополнительного освещения комнат. Но в застройке второй половины 1930-х мы видим целый ряд зданий с брандмауерами, рядом с которыми нет достаточно высоких соседних сооружений. Если государство планирует строительство, а нормы инсоляции требуют окон, почему боковая стена остаётся глухой?

Это возможно в двух вариантах. Первый – если дом был построен вплотную к другому, уже не существующему сооружению. Обычно это заметно по следу стыковки с крышей старого дома на брандмауэре. Но что может означать брандмауэр в сталинке, обращенный к существующему дому, который старше этой сталинки? Это – признак незавершенного замысла. И случаев таких в Киеве несколько.

Дом Инженерно-технических работников
Юго-Западной железной дороги (Лысенко, 4)

Проект архитектора Маринченко 1934 года. Построен в 1935-1936. Изначально предполагалось, что дом займёт пространство между управлением железных дорог на Лысенко, 6 и Ярославовым Валом. Проект предусматривал снос старого здания на Лысенко, 2. Дом предполагал угловую высотную доминанту, закрывающую башню дома на Ярославовом Валу, 1.  Однако, вместо первоначальной длины в  135 метров построен дом на 2 подъезда короче, длиной в 90 метров.

Жилой дом Укрмясотреста, 1937 год. (Костёльная, 10)

Построен в 1937 архитектором Гречиной. Глухая стена обращена к неосуществленному проекту жилого дома Академии наук архитектора Шехонина. Изначально проект 1935 года предполагал снос углового дома на Трёхсвятительской, 5\1а и завершение композиции угла современных улиц  Костёльной и Трёхсвятительской (тогда – Жертв Революции).

Жилой дом Академии Наук. (Михаила Коцюбинского, 9)

Проект 1936 года архитектора Недопаки. Планировался многоподъездный жилой дом с угловым акцентом в виде башни, декорированной скульптурными группами. Дом должен был выходить на угол современных улиц Михаила Коцюбинского и бульвара Шевченко и иметь симметричное продолжение по бульвару Шевченко. Проект предполагал снос дома с элементами готики на бульваре Шевченко, 34. В итоге реализована только часть вдоль Коцюбинского (бывшей Тимофеевской). Из 160 метров фасада построено только 50.

Жилой дом (Мазепы, 4)

Построен в 1939 году по проекту архитекторов Кисилевича и Сазанского. Брандмауэр построен с учётом дальнейшей застройки квартала. Первоначальный план застройки 1936 года предполагал продолжение застройки и разворачивание курдонера. К сносу предполагался двухэтажный дом начала 19 века по адресу Мазепы, 6.

Жилой дом (Крутой спуск, 2)

Построен в 1939 году по проекту архитектора Чмутиной. Первоначально проект предполагал снос соседнего здания середины 19 века. В брандмауэре остались заготовленные ниши для дверей. Из предполагаемых 55 метров фасада по ул. Крутой спуск длина составляет только 32.

Жилой Дом Совета Народных комиссаров (Банковая, 1)

Проект архитекторов Богуславского и Корбина, 1940 год. Изначально угловая башня должна была подчёркивать угол дома, продолжавшегося ещё на 40 метров вдоль Институтской. К сносу предполагался особняк на Институтской, 10. Дом сдан в 1941 году. Подъезды вдоль Институтской не построены.

Почему здания не были достроены?

Почему все эти здания не были построены в полном объёме, предусмотренном проектом? Государству было раз плюнуть – снести старые постройки, которые зачастую не имели сквозного проветривания и достаточной инсоляции, и утвердить на их местности новые, более вместительные, светлые и просторные жилые дома.

Бытует мнение , что «помешала война». Однако, только дом СНК на Банковой построен в 1940-1941 годах. А соседний особняк не снесён, подготовка к строительству даже не началась. Остальные сооружения – это проекты 1930-х, которые к началу войны можно было бы успеть. Но ни в одном из случаев соседние здания не были снесены, подготовка к строительству даже не начиналось. Что же случилось?

Как известно, 1937 год – год полной смены руководящих лиц УССР.  Для Киева это конец правления Постышева. Период Постышева в столичном Киеве (1934-1937) характеризуется массовым строительством школ (около 70 школ за 5 лет), и таким же массовым сносом церквей. Именно к этому периоду относятся многие проекты, предполагающие снос застройки предыдущей эпохи.

После репрессий происходят ротации в кадровой политике. Новая метла метёт по новому. Меняется и тональность прессы в отношении к старой архитектуре. Если в 1934-1936 году массово сносятся церкви, то в 1937 отношение меняется. В проекте ботанического сада на Зверинце предполагается, что ансамбль Выдубицкого монастыря станет частью пейзажа, но не допускается его доминирование, что предлагается обеспечить монументальной архитектурой сооружений ботанического сада.

К 1940 тональность меняется ещё дальше: в журнале «Радянський Київ» выходит статья «Берегти історичні памятки» инженера Полякова, в которой выражается призыв не только поддерживать здания монастыря в достойном состоянии, но и наказать виновных: «Винні в завданні значної шкоди цьому винятково цінному історичному пам’ятникові повинні дістати по заслузі, а манастир має бути перетворений в історичний заповідник нашої батьківщини для задоволення величезних інтересів широких мас трудящих». Как известно, призыв «получить по заслуге» в сталинской прессе невозможен без одобрения (или команды) сверху.

В том же 1940 году в журнале «Архітектура Радянської України» выходит статья архитектора С. Барзиловича с критикой дома на улице Лысенко, 4. Изначально тон статьи чувствуется ещё во вступлении:  «споруджено чимало будівель, які не поліпшують, а навпаки, погіршують існуючий загальний ансамбль міста». Барзилович против сооружения угловой секции дома и отмечает архитектурную привлекательность соседней башни: «існуюча башта малюється на фоні неба легко і приємно… з спорудженням башти нової будівлі цей куток матиме гірший вигляд…  …варто було б в цій частині, поки є можливість, проект переглянути. Адже не обовязково ставити на кожному розі башту». Мог бы Барзилович писать подобное во времена Постышева? Ответ очевиден.

Помимо этих конкретных случаев, архитектурная пресса содержит всё больше статей об изучении архитектурного наследия, в том числе храмовой архитектуры в стиле украинского барокко.

И остались сталинки с глухими стенами, а замыслы их авторов – незавершёнными. И рассказывают брандмауеры о том, как к концу 1930-х годов поменялось отношение к наследию предыдущих эпох. А рядом стоят старинные здания, которые уже были приговорены, но судьба оказалась к ним благосклонной.